Капитан Ульдемир. Властелин [сборник Литрес] - Владимир Дмитриевич Михайлов

Снова барабаны сменились оркестром, и под торжественные звуки с балкона на помост перешли четверо генералов. Четко ступая, они заняли места в четырех углах помоста.

Снова короткая пауза – и опять команда. Она прозвучала с помоста и тут же была повторена внизу. По этой команде солдат, стоявший в середине шеренги, вышел из нее и парадным шагом подошел к ведущей наверх лесенке. В том же ритме ступая со ступеньки на ступеньку, он поднялся наверх, сделал еще несколько шагов (настил площадки глухо гудел от его уверенной поступи) и остановился в самой середине. Приставив ногу, он выполнил висевшим на груди фламмером артикул, называемый «На караул», приветствуя Властелина и всех находившихся здесь представителей Властных сил, и застыл как изваяние.

Еще одна команда раздалась. На этот раз пришли в движение те трое, что не были вооружены. Колонной по одному они в свою очередь поднялись на площадку, перестроились в шеренгу и остановились в трех шагах позади солдата.

Теперь оркестр звучал, не умолкая. Но это не могло помешать тем из толпы, кто обладал хорошим зрением, заметить одно неприятное упущение. У солдата, поднявшегося на площадку и, видимо, олицетворявшего собою в этот миг все Вооруженные Силы, обмундирование было не в порядке. А именно: в самом низу спинной части его полевого мундира, там, где на фалдах полагается быть двум медным, ярко начищенным и оттого блестящим пуговицам – у этого была только одна! Там же, где полагалось быть второй, зияло гладкое место, даже хвостика нитки не было.

Конечно, это заметили не все. Но будь в толпе даже слепой, вообще неспособный увидеть что-либо, он все равно бы знал точно, что на солдатском мундире не хватает одной пуговицы. Ибо будь она на месте, праздник никак не мог бы состояться.

Теперь пришли в движение все четыре генерала. Покинув свои углы, они, двигаясь с точным расчетом, какой вырабатывается долгими годами военной службы, также образовали шеренгу, находившуюся позади безоружной троицы.

Тем самым завершился предварительный ритуал. Оркестр вспыхнул в последний раз, и воцарилась тишина столь глубокая, что шаги Властелина, покинувшего свое место и подошедшего к самой балюстраде балкона, разнеслись, без преувеличения, по всей площади. Они прозвучали как поступь самой Истории.

Остановившись на виду у всех собравшихся, Властелин поднял руку.

– Сограждане! – громко сказал он, и хорошо укрытые микрофоны тут же разнесли раздавшееся слово по множеству усилителей для последующей передачи народу. – Благодаря вашей самоотверженности, с какою вы отозвались на мой призыв, сегодня можно с уверенностью сказать: мы готовы выступить на борьбу за то, что по справедливости и необходимости должно принадлежать нам. Мои верные генералы, ответьте всему народу: готовы ли мы?

Все четверо названных глубоко вдохнули воздух.

– Ваше Всемогущество, мы не готовы! – отрапортовали они хором.

– Не может быть! – громко удивился Властелин. – Не могу поверить, что после неустанного труда всех и каждого на Ассарте мы можем не быть готовыми! Чего нам не хватает?

– Еще не пришита последняя пуговица к мундиру последнего солдата! – без сучка и задоринки отрубили генералы.

– У нас не хватило пуговицы? Нет ниток? Может быть, чувствуется недостача в портных?

– Вооруженные Силы Ассарта обеспечены всем, что им нужно, Ваше Всемогущество!

– В таком случае, – провозгласил Властелин, – приказываю: немедленно пришить последнюю пуговицу к мундиру последнего солдата!

– Будет исполнено! – услышал в ответ он – и все, кто был на площади, а также наблюдал за церемонией сидя, стоя или лежа у телевизоров.

И торжественное действие началось. Тот из безоружных военных, что нес кожаную шкатулку, плавным движением открыл ее и осторожно, словно драгоценность, извлек необходимую пуговицу. Она была начищена не хуже, чем все те, что были пришиты к мундиру заранее. Второй военный расстегнул свою сумку и достал из нее сантиметр и пластинку мела. Подойдя к нешелохнувшемуся солдату (у которого только лицо побагровело от сознания важности церемониала и гордости за свое в нем участие), представитель искусного племени военных портных тщательно измерил сантиметром расстояние имевшейся непарной пуговицы от нижнего края фалды и от заднего разреза. Отыскав искомую точку, он пометил ее прикосновением мела.

Пока он производил столь важные предварительные действия, второй портной, также раскрыв свою сумку, вооружился иглой и катушкой прочнейших военных ниток, а также ножницами. Отмотав нужной длины нитку, он уверенным движением вооруженных ножницами пальцев отрезал ее и, сунув ножницы, как и катушку, обратно в сумку, поднял на уровень глаз руки, в которых держал: в левой – иглу, а в правой – нитку, и одним неуловимым и точным движением вдел нитку в игольное ушко.

Затем измеритель сделал два шага назад, пришиватель же, напротив, два шага вперед и занял место, на котором прежде стоял измеритель. А тот в это время проделал ловкую эволюцию и снова оказался близ солдатской спины, но уже левее. После чего изящным, но решительным движением взялся обеими руками за фалду, приподнял ее и одновременно растянул. Пришиватель, не выпуская из рук иглы, склонился, готовый к работе.

Тогда пришел в движение тот из портных, что хранил пуговицу. Он также приблизился, приложил пуговицу к намеченной мелом точке и, как и двое его товарищей по оружию, как бы окаменел.

– Ваше Всемогущество, разрешите приступать? – испросил позволения генерал, стоявший на правом фланге начальственной шеренги.

– Разрешаю!

Получив таким образом свободу действий, правый генерал незамедлительно обратился к другому, что стоял на левом фланге.

– Прикажите шить!

Генерал набрал в легкие побольше воздуха.

– Слушай мою команду!.. – раскатилось над площадью и над всей державой, и человечество замерло в горячем нетерпении.

– Последнюю пуговицу к мундиру последнего солдата!..

Напряжение становилось воистину невыносимым. И тут, как гром в засуху, как высшее откровение, прозвучало одно-единственное, но такое нужное в тот миг краткое слово:

– Шить!

И – в который уже раз сегодня – звуки разлетелись из-под барабанных палочек. В толпе раздались ликующие выкрики. Портной-пришиватель с коротким выдохом вонзил иглу в ткань мундира решительным движением, каким, наверное, погрузил бы клинок кинжала в грудь неприятеля в рукопашной схватке. Игла скрылась из глаз, но в следующую долю секунды снова взлетела – и опять устремилась вниз, причем на пути и туда, и обратно она неукоснительно пронзала не только ткань, но и ушко пуговицы, чье отсутствие так задержало победоносную войну.

Ровно двенадцать раз просверкала игла. Затем пришиватель сделал руками еще несколько неуловимых профессиональных движений, закрепляя нитку, а измеритель, уже стоявший наготове с раскрытыми ножницами, отсек остаток вместе с иглой, отпустил фалду и для верности